Лори сидела рядом с его стулом и задумчиво грызла резинового кролика, а потом прилегла вздремнуть. В половине одиннадцатого Ллойд сохранил свою работу и поднялся из-за стола.
– Пора подкрепиться, малышка.
Она пришла в кухню следом за ним и получила жевательную палочку из сыромятной кожи. Себе Ллойд налил молока и съел пару печений из заблаговременной посылки с подарками от сестры. Печенье чуть подгорело снизу (рождественская выпечка подгорала у Бет всегда), но было вполне съедобно.
Он чуть-чуть почитал – сейчас он продирался сквозь довольно увесистый том избранных произведений Джона Сэндфорда – и, кажется, задремал, но его разбудило знакомое позвякивание. Лори. У двери в прихожей. Ее поводок висел на дверной ручке, и Лори раскачивала его носом, так что стальной карабин бился о дверь. Ллойд посмотрел на часы. Без пятнадцати двенадцать.
– Ладно, пойдем.
Он пристегнул поводок к ошейнику Лори, проверил левый передний карман – да, бумажник на месте, – и они вышли в яркий полуденный свет. По дороге к Шестимильной тропе Ллойд увидел, что Дон уже вытащил на лужайку у дома свою неизменную коллекцию страшненьких пластиковых украшений: рождественский вертеп (священная штука), большого пластмассового Санта-Клауса (как есть богохульство) и компанию садовых гномов, наряженных эльфами (по крайней мере Ллойд думал, что это эльфы). Уже совсем скоро Дон, рискуя жизнью, вскарабкается на приставную лестницу и развесит под крышей мигающие гирлянды, из-за чего бунгало Питчеров станет похоже на самое маленькое в мире речное казино. Все прошлые годы украшательские потуги Дона наводили на Ллойда грусть и тоску, но сегодня он рассмеялся. Все-таки надо отдать Дону должное, старому пердуну. У него артрит, больная спина и плохое зрение, но он не сдается. Для Дона все четко: Рождество или смерть.
Эвелин Питчер вышла на заднюю веранду. Вся какая-то растрепанная: розовый халат застегнут не на те пуговицы, по щекам густо размазан желтовато-белый крем, волосы торчат во все стороны. Дон однажды признался Ллойду, что у его жены начались странности с головой, и сегодня она и вправду была похожа на чокнутую.
– Ты его видел? – крикнула она сверху.
Лори подняла голову и выдала свое фирменное приветствие: Тяв-тяв.
– Кого? Дона?
– Нет, Джона Уэйна! Конечно, Дона. Кого же еще?
– Нет, не видел, – ответил Ллойд.
– Ну, если увидишь, скажи, чтобы он прекращал маяться дурью и шел домой. Ему еще надо развесить гирлянды, и трое волхвов так и валяются в гараже. Он же сам затеял все эти дурацкие украшения. Совсем головой повернулся на старости лет.
Значит, вас двое, подумал Ллойд.
– Я все ему передам, если увижу.
Эвелин перегнулась через перила, опасно свесившись вниз.
– Какой у тебя славный песик. Как, ты говорил, его звать?
– Лори, – Ллойд говорил ей это уже неоднократно.
– О, сучка, сучка, сучка! – воскликнула Эвелин с поистине шекспировской страстью, а потом коротко рассмеялась: – Я буду рада, когда закончится это чертово Рождество. Так ему и скажи!
Она выпрямилась (теперь можно вздохнуть с облегчением; Ллойд не был уверен, что сумеет ее подхватить, если она упадет) и ушла в дом. Лори встала и направилась в сторону набережной, принюхиваясь к запахам жареных вкусностей, доносившихся от «Рыбного дома». Ллойд пошел следом за ней, уже предвкушая порцию печеного лосося с рисом. В последнее время его организм бунтовал против жареной пищи.
Канал вился волнистой лентой; дощатая набережная вилась вместе с ним, повторяя все его ленивые изгибы вдоль заросшего берега. Кое-где не хватало досок. Лори помедлила, наблюдая за пеликаном, который нырнул и вынырнул с рыбой, бившейся у него в клюве, потом пошла дальше. Перед зарослями меч-травы, пробивавшейся между двумя искривленными досками, Лори остановилась. Ллойд поднял ее, подхватив под животик, – она подросла, и ему стало тяжеловато таскать ее под мышкой. Чуть дальше, как раз перед следующим изгибом, ветви разросшегося сабаля нависали над набережной, образуя низкую арку. Лори при ее малом росточке могла бы спокойно под ней пройти, но она остановилась и принялась сосредоточенно что-то обнюхивать. Ллойд догнал ее и наклонился взглянуть, что она там нашла. Трость Дона Питчера. И хотя трость была сделана из прочного красного дерева, что-то ее раскололо. Продольная трещина шла от резинового наконечника примерно до середины длины.
Ллойд поднял трость и увидел, что она забрызгана кровью.
– Как-то мне это не нравится. Наверное, нам лучше верну…
Но Лори рванулась вперед, выдернув поводок у него из руки, и скрылась под сенью зеленой арки. Рукоять поводка загремела по доскам. А потом Лори залаяла. Не затявкала, как обычно, а залаяла по-настоящему. Ллойд даже не думал, что она так умеет. Не на шутку встревожившись, он нырнул под сабаль, раздвигая густые заросли тростью Дона. Ветви хлестали его по лицу, царапали щеки и лоб. На некоторых листьях блестели капельки крови. Еще больше крови было на досках.
На другой стороне арки Лори припала к земле – передние лапы расставлены в стороны, спина выгнута, мордочка касается досок – и лаяла на аллигатора. Он был мутно-зеленым, с черными пятнами. Взрослая особь длиной как минимум в десять футов. Аллигатор смотрел на лающую собачку тусклыми, ничего не выражающими глазами. Он распластался на теле Дона Питчера, положив тупорылую морду на обгоревшую на солнце шею Дона и сжав по-хозяйски короткими передними лапами его костлявые плечи. Это был первый аллигатор, которого Ллойд увидел после «Садов джунглей» в Сарасоте, куда они ездили с Мэриан давным-давно, в незапамятные времена.
Верхняя часть головы Дона практически отсутствовала. Ллойд видел обломки раздробленной кости. На щеке соседа блестела еще не засохшая кровь. К ней прилипли какие-то ошметки, похожие на хлопья овсянки. До Ллойда не сразу дошло, что это были кусочки мозга Дона Питчера. Серое вещество, которым Дон мыслил, может быть, считаные минуты назад, теперь было явлено миру, и от этого мир свелся к полной бессмыслице.
Рукоять поводка Лори свалилась за край настила и упала в воду. Лори продолжая лаять. Аллигатор смотрел на нее, пока оставаясь на месте. Вид у него был донельзя глупый.
– Лори! Заткнись! Заткнись, я сказал!
Ллойд подумал об Эвелин Питчер. Как она стояла на задней веранде, словно актриса на авансцене, и вопила: О, сучка, сучка, сучка!
Лори прекратила лаять, но продолжила глухо рычать. Казалось, она сделалась вдвое больше, потому что ее дымчато-серая шерсть встала дыбом не только на загривке, но и по всему телу. Не сводя взгляда с аллигатора, Ллойд упал на одно колено, опустил левую руку в канал и нащупал свалившийся поводок. Достал из воды рукоятку, схватился за нее покрепче и поднялся на ноги, по-прежнему не сводя взгляда с черно-зеленой твари, распластавшейся на теле Дона. Ллойд потянул за поводок. Сначала Лори не сдвинулась с места – с тем же успехом можно было тянуть за собой столб, врытый в землю, – но потом все-таки повернулась к нему. И как только она повернулась, аллигатор взмахнул хвостом и хлопнул им по воде, подняв фонтан брызг. Дощатый настил содрогнулся. Лори отпрянула и прижалась к ногам Ллойда.
